Усыновление в древние времена 

Статья дана в сокращённом варианте, подготовленном для Школы приёмных родителей

Обращаясь к опыту наших далеких предков мы можем по иному взглянуть на реалии сегодняшнего дня, понять истоки и тенденции усыновления как социального явления, а возможно, найти неожиданный выход из сложной юридической ситуации.

Институт усыновления был известен разным народам с давних времен. Его возникновение связано с потребностями людей: заменить семью тем, кто ее не имеет, и возместить отсутствие собственных детей.

Вслед за возникновением отношений, копирующих естественные семейные узы, возникло правовое регулирование этих отношений с целью упорядочения и обеспечения гарантий интересов как усыновляемых, так и членов семьи усыновителя.

На протяжении веков в разных странах менялись цели, условия, порядок, имущественные и неимущественные последствия принятия чужого ребенка, а часто и взрослого уже человека, в семью, но, полагаю, мы не ошибемся, если будем утверждать, что у всех народов, в той или иной форме, существовала практика приема чужого ребенка в семью как родного. Это было обусловлено различными целями, определявшимися историческими, религиозными, социальными, политическими условиями жизни общества на том или ином этапе его развития. Известно было как коллективное, так и индивидуальное усыновление. В первом случае имел место массовый прием в общину, например военнопленных побежденного рода, в том числе женщин и детей. Во втором случае – акт индивидуальный, который служил гарантией обеспечения воли человека на продолжение рода после его смерти.

Во времена существования древней патриархальной семьи усыновление было необходимо для цели сохранения численности общины, обеспечения сохранности имущества рода, продолжения фамилии, сохранения памяти о предках. Особая необходимость для каждого дееспособного члена общества иметь наследника объяснялась тем, что принесение жертв и забота о душе усопшего составляла исключительную обязанность его детей. В Венгерском королевстве усыновление использовалось, в том числе, для причисления ребенка, родившегося от дворянки и не дворянина к дворянскому сословию. Такой ребенок причислялся к сословию матери, если король делал женщину действительной наследницей отцовских прав и удочерял ее.

Усыновление использовалось у христианских славян восточной Европы как вид искусственного родства, одним из следствий, установления которого был строгий запрет на связь между членами семьи противоположного пола. Человек, усыновленный семьей, без ограничения равнялся кровным родственникам. Учитывались при усыновлении и интересы усыновляемых, особенно утративших собственную семью. До нас дошли некоторые нормы обычного права, регламентирующие порядок принятия в семью чужого человека. Уже у древних народов существовали определенные условия, соблюдение которых было необходимо для установления усыновления. Так, древние славяне ввиду многочисленности и автономности семей одним из условий ставили свободу усыновляемого от кровных уз, дабы слишком опрометчивым усыновлением не нарушить соблюдение различных обрядов (весьма многочисленных и значимых в то время) в двух разных семьях. В Сванетии существовал запрет на усыновление чужеродцев, усыновление допускалось только при условии неполучения усыновляемым наследства от усыновившей семьи. Усыновление было слабо развито и не имело широкого применения у татар, осетин и других народов, живущих родовым бытом.

У древних народов установление родственных связей допускалось преимущественно посредством исполнения одного из тех элементов, которые входят в состав отношений между матерью и ребенком. Одна из наиболее распространенных процедур усыновления - сосание молока из груди матери. Она применялась как при усыновлении малолетних, так и взрослых. Гуриец для того, чтобы быть усыновленным, прикасался губами в присутствии родственников к груди усыновляющей его женщины. Подобный обряд существовал и у черкесов. Глава семейства призывал к себе усыновляемого, в присутствии всех обнажал грудь своей жены и усыновляемый три раза дотрагивался до ее груди. Этим символом глава семейства давал знать присутствующим, что усыновляемый был как бы вскормлен грудью его жены и становится отныне сыном в семействе. Такое усыновление устанавливало священную связь и накладывало на усыновляемого те же обязанности, которые имел сын по отношению к отцу. Вообще этот обряд имел широкое распространение. Он был известен киргизам, осетинам, кабардинцам, абхазам. Интересно, что у мингрелов в этом обряде участвовал мужчина-усыновитель. После особой молитвы он давал усыновляемому целовать себя в обнаженную грудь, и это служило символом установления родительских и сыновних отношений. В результате образовывалось родство равносильное кровному. Усыновленный считался за родного сына. Подобный обряд, но несколько более сложный, существовал в Сванетии, где к усыновлению обращались лишь в крайнем случае, только при невозможности иным путем продолжить свой род. При этом родственникам, даже самым отдаленным, делалось предпочтение перед посторонними лицами. Если их не оказывалось, то все средства считались дозволенными для того, чтобы избежать величайшего бедствия, которое только может грозить человеку – отсутствие потомков, а следовательно – и продолжение рода. И тогда прибегали к усыновлению постороннего лица. Аналогичное отношение к усыновлению существовало и в Осетии. Пока у осетина имелись родственники по мужской линии, он не вправе был усыновить кого-либо. Усыновление чаще всего имело место как последствие примирения с родом убийцы. Порядок такого усыновления был следующий. В счет платы за убитого наряду с определенным количеством голов скота и других ценностей, сам убийца или кто-либо из его малолетних родственников отдавался роду убитого. В первом случае убийца шел на могилу убитого и посвящал себя покойнику. В случае усыновления кого-либо из рода убийцы мать убитого являлась усыновительницей. Усыновляемый припадал к обнаженной груди усыновительницы со словами: «С сегодняшнего дня я твой сын, а ты мне мать». На что получал ответ «Я твоя мать, а ты мне сын». После совершения обряда усыновленный занимал то же положение, которое занимал убитый, но не имел права наследования и тем самым не препятствовал кровным родственникам в получении наследственного имущества.

Другой способ усыновления, существовавший в обычном праве многих народов, - фиктивное воспроизведение процесса рождения. Обряд заключался в том, что усыновляемого клали под рубашку матери или обоим родителям. Этот обычай существовал в древнем мире, в средние века - в западной Европе, у турок он сохранялся вплоть до конца восемнадцатого века. На Руси также довольно долго существовал подобный обряд. Причем, в некоторых местностях на мнимую роженицу надевали рубашку, испачканную кровью. Впоследствии усыновляемый только подводился под плащ усыновителя. На широкое распространение этого обычая указывает то, что в языках некоторых народов после исчезновения самого обряда сохранились слова, которые имеют тот же корень, что и слово «плащ», «покрывать» и обозначают «усыновление». Например, mantello в итальянском, mantelkinder в немецком.

В древнем германском праве усыновление устанавливалось в судебном порядке. Усыновитель вручал усыновляемому щит и копье в присутствии суда. После этого устраивали трехдневный пир для придания усыновлению публичности.

Из приведенных примеров видно, какое огромное значение при усыновлении придавалось имитации естественных процессов деторождения и отношений между родителями и детьми, с одной стороны, и публичности процедуры, с другой. Так же нельзя не отметить, что усыновление рассматривалось преимущественно как способ восполнить недостаток рабочих рук, то есть, наделялось экономическим содержанием. Чаще для усыновления использовались специальные процедуры, имитирующие процесс рождения. Но они не были единственно возможными. Кроме них известны следующие: женитьба на вдове брата, фактический прием усыновляемого в дом, договорный акт между усыновителем и усыновляемым. Частым случаем усыновления являлся прием зятя в семью как сына за неимением родных сыновей (примачество).

Высоко оценивая значение усыновления для общественной, и, особенно, политической жизни в архаичные времена, М.И. Кулишер пишет: «Самая ранняя и наиболее широко применяемая из всех юридических фикций была та, которая дозволяла семейным отношениям слагаться искусственно, и, никакая другая юридическая фикция не оказала таких важных услуг человечеству… Принцип территориальности, или идея о том, что известное число лиц должно пользоваться сообща политическими правами на том лишь основании, что им приходилось жить в одних и тех же топографических пределах, показалась бы по крайней мере странной и даже чудовищной людям первобытной древности; для того же, чтобы связь произошла, наилучшим в те времена способом, был тот что пришлое население производилось от одного корня с тем народом, к которому оно присоединялось… История политических идей начинается фактически с предположения, что родство есть единственное возможное основание для совместного отправления политических функций… Говоря о ранних государствах мы можем утверждать, что и граждане считали все группы членами которых они были, основанными на общем происхождении[1]».

В Древнем Риме семейные отношения приобрели наиболее ярко выраженный юридический характер и подчас юридические отношения не соответствовали естественным, кровным отношениям. Основным признавался не кровный союз, а отношения с домовладыкой. Каждый член семьи, выходивший из-под власти одного домовладыки и попадавший под власть другого, утрачивал всякую связь с первым и его семьей и становился под власть второго. Каждый член семьи мог встать под власть другого, даже отец под власть сына, вступив, таким образом, в гражданское родство, не имеющее ничего общего с родством кровным.

В императорском Риме институт усыновления «имел весьма частое употребление». Целью усыновления было в первую очередь приобретение преемника имущества и культа, а не соблюдение интересов усыновляемого. Различались два вида усыновления: arrogatio и adoptio. В первой поступавший под отеческую власть был самостоятелен, а во второй усыновляемый из-под отеческой власти одного домовладыки переходил под отеческую власть другого.  Усыновление допускалось лишь при соблюдении определенных условий. Усыновителем мог быть только человек, обладавший отцовской властью и, следовательно, правоспособностью в сфере частного права. По этой причине не могли усыновлять женщины. Исключение составляли женщины, которые имели детей, но они умерли. Усыновитель должен был быть старше усыновляемого минимум на 18 лет. Не могли усыновлять кастраты. Последние два условия свидетельствуют о стремлении к подражанию отношениям между естественными отцом и ребенком.

Ряд требований предъявлялся к усыновляемому. Существовал запрет на усыновление детей, не достигших совершеннолетия, который был отменен в императорский период. Усыновляемым в форме arrogatio могло быть только лицо, обладающее правом участвовать в народных собраниях. По этой причине не допускалось усыновление женщин. Позднее, когда право решать вопрос об усыновлении перешло к императору, стало возможным и усыновление женщин. Усыновляемым в форме adoptio мог быть как правоспособный, так и не обладающий правоспособностью человек, как римлянин, так и чужеземец, как мужчина, так и женщина. Причем, для усыновления женщины было достаточно одной манципации, а не трех.

Усыновленный становился членом семьи усыновляемого и утрачивал правовую связь с кровным отцом. От так же мог наследовать после усыновителя. Это право было взаимным до императорского периода, когда вместе с разрешением усыновлять несовершеннолетних, были введены ограничения на право наследования усыновителей, с целью защитить права усыновленных, гарантировать их интересы, исключить случаи усыновления с корыстной целью. Тогда же была установлена обязанность усыновителя оставлять несовершеннолетнему усыновленному в наследство четвертую часть своего имущества.

Одним из неимущественных последствий усыновления было препятствие к браку между усыновителем и усыновленной. Для сохранения приличия запрещался брак даже после прекращения усыновления. С того времени, когда усыновление происходило при посредстве Церкви и со священными обрядами, было постановлено, что ни в коем случае нельзя вступать в брак усыновленным и родным детям усыновителя. При этом запрещение брака на основе прежнего родства не считалось уничтоженным. Другим неимущественным последствием было то, что в случае усыновления плебея патрицием усыновляемый приобретал новый социальный статус.

Усыновление устанавливалось только над чужими детьми. Для узаконения собственных детей, рожденных вне брака, существовала особая процедура (так называемая легитимация), причем различались несколько ее форм. Противоположного мнения придерживался известный исследователь Римского права А.И. Загоровский, полагая, что можно было усыновлять собственных детей, рожденных вне брака[2].

Впоследствии, как и многие другие разработки и нормы Римского права, положения об усыновлении частично были заимствованы правовыми системами других государств. В частности, германской и французской.

На Руси усыновление было известно издревле. В качестве первого примера усыновления на Руси одни исследователи называют передачу на смертном одре Рюриком своего сына Игоря Олегу, другие считают Святополка усыновленным сыном Владимира. Ипатьевская летопись указывает, что Изяслав и Ростислав Мстиславичи были усыновлены Вячеславом[3].

Порядок усыновления был неодинаков в разных губерниях. Во многих губерниях для усыновления не требовалось особого акта или обряда, достаточно было простой передачи усыновляемого в семью усыновителя. Усыновленных на Руси часто называли приемышами. Усыновленный пользовался правами и обязанностями родных детей. Он должен был содержать усыновителей и платить за них подати. Если усыновленный уходил от усыновителя, то последний должен был выделить ему часть своего имущества. Размер такой части зависел от времени, которое усыновленный проработал в семье усыновителя, а также от того уходит усыновленный добровольно или усыновитель прогонял его. В последнем случае, если не было особой договоренности, с усыновленным рассчитывались как с рабочим. В случае спора раздел происходил в суде. В некоторых губерниях, например, в Полтавской, усыновление оформлялось соглашением в письменном виде, при этом усыновитель давал обязательство выделить усыновляемому имущество, а усыновляемый – быть почтительным, радеть о хозяйстве, заботиться об усыновителе до смерти.

Условием усыновления в ряде российских губерний было отсутствие своих детей или отделение их от отца и ведение ими своего хозяйства. Это правило соблюдалось не повсеместно, о чем, в частности, свидетельствует расписка усыновителя данная усыновленному о выделении последнему части имущества наравне со своими родными детьми[4].

С принятием христианства на Руси стали применять Византийское право и дела об усыновлении, как и многие другие вопросы семейного права, стали подведомственны Церкви. Усыновление должно было быть утверждено епархиальным архиереем и соблюдался определенный церковный обряд - сынотворение. Он вышел из употребления в 18 веке. Христианский закон, заимствованный из Византии, признал противным христианству прежний языческий порядок установления семейных отношений. Но, ни в какой другой сфере обычай не оказался столь живучим, как в сфере семейного права. Обычаи не поддавались истреблению вплоть до конца девятнадцатого века, хотя соблюдались уже как обряды и не имели правового значения. При этом в разных местностях действовали противоположные обычаи; разные классы общества в одном и том же месте придерживались разных обычаев; в культурных центрах и в высших классах общества обычаи быстрее уступали требованиям закона.